Ратош Ионатан
РАТО́Ш Ионатан (псевдоним; настоящее имя Уриэль Шелах /Гальперин/; 1908, Варшава, – 1981, Тель-Авив), израильский поэт и публицист, основатель и идеолог группы израильских интеллектуалов Ха-‘иврим ха-це‘ирим («младоевреи»; прозвище – кна‘аним). Сын И. Гальперина. Писал на иврите, который был его родным языком и, по настоянию отца, единственным языком общения в семье еще в Польше. В 1919 г. приехал с матерью в Эрец-Исраэль. В 1926 г. окончил гимназию «Герцлия» (Тель-Авив) и в том же году в литературном приложении к газете «Ха-Арец» было опубликовано его первое стихотворение «Дмутех» («Твой образ»). В 1929 г. уехал продолжать образование в Париж, где впервые встретился с А. Г. Хороном (Адольф Гуревич, 1907–1972), молодым ученым из среды русско-еврейской эмиграции, сторонником партии Сионистов-ревизионистов. Лингвист, востоковед и семитолог А. Г. Хорон в своих научных трудах и публицистике предвосхитил некоторые основные положения идеологии кна‘аним. Общение с ним сыграло важную роль в развитии мировоззрения Ратоша.
В 1930 г. Ратош вернулся в Эрец-Исраэль, примкнул к максималистскому крылу ревизионистов, которое возглавляли А. Ахимеир, У. Ц. Гринберг и И. Х. Ейвин. Ратош активно участвовал в их еженедельнике «Хазит ха-‘ам», а затем в основанной в 1934 г. ежедневной газете «Ха-Ярден». В 1937 г. редактировал подпольный печатный орган Эцела (см. Иргун цваи леумми) «Ба-Херев» («Мечом») — название предложено Ратошем. В этот же период Ратош опубликовал ряд стихотворений, вошедших впоследствии в его поэтические сборники; некоторые из них уже тогда отражали своеобразие его творчества и характерные черты его лирики. Но большинство поэтических произведений этого периода так же, как и вся его публицистика, выражает его крайне националистические взгляды, воинствующий политический экстремизм, призывает к бунту и открытой борьбе против британских властей, отступивших после арабских беспорядков 1929 г. и кровавых событий 1936 г. от обязательства превратить подмандатную Палестину в национальный очаг еврейского народа. В ответ на план раздела Эрец-Исраэль 1937 г. (см. Планы раздела Палестины) Ратош потребовал немедленного провозглашения еврейского государства на всей территории Эрец-Исраэль. Крайние позиции максималистов вообще и Ратоша в частности вызывали недовольство В. Жаботинского, но, по-видимому, повлияли на взгляды командиров Эцела Д. Разиэля и А. Штерна (Яира).
За активное участие в подпольной деятельности Эцела Ратошу грозил арест. Чтобы избежать его, Ратош в 1938 г. вновь отправился в Париж и жил там до начала Второй мировой войны. Он изучал языковедение, много читал об истории, культуре и этногенезе древних народов Ближнего Востока, занимался литературными переводами с французского на иврит и продолжал свою публицистическую деятельность в прессе Эрец-Исраэль. В феврале 1938 г. Ратош принял участие во всемирном съезде Новой сионистской организации (см. Сионисты-ревизионисты) в Праге и представил на обсуждение свою максималистскую программу, которая была отвергнута значительным большинством голосов. В том же году, накануне третьего всемирного съезда организации Бетар в Варшаве, Ратош изложил свой план «еврейской национальной революции». Ее первым шагом должно было быть завоевание исторической родины еврейской армией, ядром которой станет Бетар. Несмотря на сочувствие некоторых делегатов Бетара из Эрец-Исраэль, главным образом из среды командиров Эцела, план Ратоша даже не обсуждался съездом. Тогда Ратош отошел от активного участия в ревизионистском движении и вскоре окончательно порвал с ним. В Париже под влиянием возобновившихся контактов с А. Г. Хороном формировалась и углублялась историческая концепция Ратоша, которая к началу Второй мировой войны сложилась как законченная идеология.
Основная идея Ратоша заключалась в том, что в Эрец-Исраэль, как в других странах мира, население которых было создано иммиграционными волнами разных народов (например, США), формируется новая нация. Ее ядром должны стать уроженцы Эрец-Исраэль, без различия их происхождения и вероисповедания, готовые признать себя иврим (см. Авраам; Еврей; Земля Израиля (Эрец-Исраэль). Исторический очерк), то есть духовными наследниками древнейшей цивилизации народов, населявших большую часть стран так называемого Плодородного полумесяца (район передней Азии от границы с Египтом до реки Евфрат, включающий Эрец-Исраэль). Эти народы задолго до завоевания Эрец-Исраэль израильскими племенами создали богатую политеистическую культуру. Следы ее отражены в древнейших пластах Библии и обнаружены в археологических раскопках в Эрец-Исраэль, Сирии, Турции и Ираке. Иудаизм, христианство и ислам подавили развитие этой культуры, и задача новой нации иврим возродить ее на древней родине в ипостаси современной светской европейской цивилизации, превратить Ближний Восток, освобожденный от гнета монотеистических религий, в жемчужину Азии. Нитью, связывающей древность с настоящим и будущим, послужит иврит, который был — в различных его диалектах — единственным языком общения этих народов. Он возрожден в современной Эрец-Исраэль, и ему предстоит стать языком обновленной культуры стран Плодородного полумесяца. Ратош категорически отвергал культуру еврейской диаспоры, рассматривая евреев как исповедующую иудаизм часть народов, среди которых они рассеяны. На последнем этапе развития идеологии кна‘аним Ратош объявил иудаизм и сионизм самыми опасными врагами на пути к осуществлению его идеалов.
В этом вопросе проявились глубокие расхождения между Ратошем и А. Г. Хороном, который при всем своем отрицательном отношении к галуту считал религиозный феномен двухтысячелетнего пребывания евреев в диаспоре диалектическим этапом многовековой еврейской истории, а сионизм, еврейское государство и возрожденный иврит — рычагом возрождения как еврейского народа, так и древних иврим.
В сентябре 1939 г. Ратош вернулся в Эрец-Исраэль и начал проповедовать свои идеи. В 1940 г. был организован кружок под названием Ха-ва‘ад ле-гиббуш ха-но‘ар ха-‘иври (Комитет по консолидации молодежи иврим), который с течением времени разросся и превратился в группу Ха-‘иврим ха-це‘ирим (см. выше), привлекшую ряд поэтов, писателей, деятелей искусства, научных работников и журналистов. Возглавлял группу сам Ратош, а его ближайшим сподвижником был Ахарон Амир. Вместе они издавали печатный орган кна‘аним «Алеф». Среди руководителей группы были писатель и скульптор Б. Таммуз и журналист и политический деятель У. Авнери. Всю свою публицистическую деятельность Ратош посвятил углублению и распространению идеологии кна‘аним. Программа действий была сформулирована им в брошюре «Масса ха-птиха» («Вступительная речь», 1944). После Шестидневной войны вышел сборник «1967 – у-ма хал’а?» («1967 – а что дальше?»), в котором Ратош призывал к немедленной аннексии завоеванных территорий, что должно было послужить началом захвата власти и внедрения культуры «старо-новой нации» (в первую очередь языка иврит) на всей территории древней страны иврим. В 1976 г. Ратош редактировал сборник «Ми-ниццахон ле-мапполет» («От победы к краху»). Авторы статей сборника упрекают правительства Израиля за упущенные возможности, открывшиеся в 1967 г., и предлагают исправить сделанные ошибки путем принятия программы Ратоша.
Поэзия Ратоша вызвала острую дискуссию, в основном вокруг проблемы: является ли его творчество прямым продолжением, или даже новой фазой развития особого направления в литературе на иврите (см. Иврит новая литература), начало которому было положено в конце 19 в. в Польше и России, или беспрецедентным феноменом, целиком порожденным идеологией Ратоша, создавшего для ее художественного воплощения своеобразные литературные приемы и формы. Они могли возникнуть только на возрожденном иврите на почве современной Эрец-Исраэль, в полном отрыве от всей еврейской культуры в диаспоре. Часть критиков, утверждавших преемственность еврейской культуры в Израиле (например, Б. Курцвайль), рассматривают творчество Ратоша как этап развития израильской поэзии в период после создания государства. Но и они отмечают ее уникальность в период, последовавший за разрывом Ратоша с сионизмом. «Кна‘анизм» Ратоша наложил отпечаток на стихотворения, собранные в его двух первых сборниках «Хуппа шхора» («Черный балдахин», 1941) и «Иохемед» (1952). Ратош широко использует лексику, идиоматику, формы словоизменения и словообразования самых архаических пластов библейского иврита, употребляя иногда лексику и стилистику древнефиникийских рукописей (см. Угарит). Мифология Древнего Востока, Передней Азии, ее боги и богини возрождаются в его сугубо чувственной лирике, архаизмы переплетаются с современным ивритом, а разговорный язык зачастую архаизируется, в любовных стихотворениях порой напрашивается метафорическое или символическое толкование наподобие традиционного толкования Песни Песней. Ярким примером может служить стихотворение «Ал хет» («За грехи»). В отличие от Песни Песней здесь влюбленные не ведут диалог, оба героя и их чувства описываются поэтом, глядящим на них со стороны, как художник на свои модели. Рисуя мужчину, поэт пользуется образами, заимствованными из еврейской религиозной традиции; женщина как бы соткана из песков, утесов, оврагов и раскаленного воздуха Эрец-Исраэль. Женщину автор называет на «ты», а о мужчине говорит в третьем лице «он». Этот косвенный диалог может быть истолкован как конфронтация между еврейским народом, взращенным на религии, которая сохранила его во всех странах рассеяния ценой утраты родной почвы, и его исторической родиной. С возвращением в Эрец-Исраэль еврей обнаружил, что родина в его отсутствие «отдавалась любому пришельцу». Отношения любви-ненависти в этом насыщенном напряженностью стихотворении отражают внутренние метания Ратоша накануне его разрыва с еврейством. Выбор был сделан, и почти все другие стихотворения в «Иохемед» проникнуты непоколебимым «кна‘анизмом», придающим, благодаря виртуозной поэтике Ратоша, неподражаемый колорит стихам этого сборника. Такова прежде всего траурная песнь о смерти ханаанского божества Ваала (см. Ваала культ) — подобие древнейших элегий о языческих богах Ближнего Востока: Таммузе, Осирисе и Адонисе. Однако уже в следующем сборнике «Цела» («Ребро», 1959) Ратош, по словам израильского литературоведа Д. Мирона, «вышел из пантеона на тель-авивскую улицу своего времени». В дальнейшем лирика Ратоша, сохраняя поэтическую индивидуальность автора, теряет кна‘анистскую уникальность и легко вписывается в израильскую поэзию 1960–80-х гг., за исключением таких «вылазок», как апокалипсическая поэма «Ха-холхи ба-хошех» («Ходящий во тьме», 1965) или «Ширей херев» («Песни меча», 1969), впервые опубликованных в период максималистского ревизионизма Ратоша. В этих стихах уже нет мотивов иудаизма и сионизма в соответствии с новой, не менее воинствующей, идеологией поэта. С 1963 по 1983 гг. было опубликовано шесть поэтических сборников Ратоша (часть из них включает также стихи раннего периода), среди которых особого внимания наряду с упомянутыми выше заслуживают «Ширей Хешбон» («Песни Есевонские», 1963; см. Чис. 21:27 и далее) и «Ширей ахава» («Песни любви», 1983).
Первые поэтические произведения Ратоша вызвали интерес в литературных кругах, но были отвергнуты большинством критиков и широкой публикой, которые не были готовы принять его новаторство, с одной стороны, и, с другой — его экстремизм, на первых порах как ревизиониста, а затем как идеолога и лидера кна‘аним, мировоззрение которых шло вразрез с общепринятой в израильском обществе концепцией о принадлежности к еврейскому народу и солидарности с еврейством диаспоры, усилившейся после Второй мировой войны и Катастрофы. Однако со временем неприязнь сменилась дискуссией, в особенности о поэтике Ратоша, а в последние годы жизни он был почти единодушно признан одним из крупнейших израильских поэтов.
Прямое влияние поэзии Ратоша ярко выражено лишь в творчестве его соратника А. Амира (см. выше). Однако отзвуки его идеологии подспудно ощутимы в молодой израильской литературе, выражающей стремление израильского общества к диалектическому синтезу преемственности и новаторства.
Ратош перевел на иврит многие произведения французской литературы, в том числе все басни Лафонтена, пьесу «Сирано де Бержерак» Э. Ростана и роман «Чума» А. Камю.