кантонисты
КАНТОНИ́СТЫ, в 1805–56 гг. название в России несовершеннолетних солдатских сыновей, числившихся с рождения за военным ведомством, а также взятых принудительно в кантонисты малолетних бродяг, детей евреев, раскольников, польских повстанцев, цыган и прочих. Евреи, согласно указу императора Николая I о введении для них натуральной воинской повинности (26 августа 1827), принимались к призыву с 12 лет. Еврейские дети-рекруты до 18 лет направлялись в батальоны кантонистов, откуда большинство их попадало в школы кантонистов (от общего числа всех кантонистов туда брали только 10–13%; так, в 1842 г. — 37,5 тысяч из 293 тысяч, а в 1856 г. — 37,2 тысяч из 372 тысяч), а немногих определяли в села на постой, либо в ученики к ремесленникам. Годы пребывания в кантонистах евреям не засчитывались в срок военной службы (25 лет). Квота призыва для еврейских общин составляла десять рекрутов с одной тысячи мужчин ежегодно (для христиан — семь с одной тысячи через год). От общин, кроме того, требовали расплачиваться «штрафным» числом рекрутов за податные недоимки, за членовредительство и побег призывника (по два за каждого), причем разрешено было пополнять требуемое число призывников малолетними. Это усиливало административные и полицейские функции старшин кагала, которые избирали в вопросах рекрутчины самый легкий путь, выполняя его за счет детей, число которых нередко превышало половину общего количества сдаваемых в солдаты. Имущие и влиятельные элементы общины (от призыва освобождались семьи раввинов, купцов, приписываемых к гильдиям, и старшин кагала на время их каденции) перекладывали бремя рекрутчины главным образом на бедняков. При этом допускались всевозможные злоупотребления: в рекруты сдавали прежде всего сирот, детей вдов (порой в обход закона — единственных сыновей), бедняков, неугодных руководству общины лиц (вольнодумцев и непокорных); мальчиков 7–8 лет, которых по ложной присяге 12 свидетелей записывали 12-летними; часто таких детей зачисляли в рекруты за счет сыновей богатых семей. В рекруты попадали и так называемые не‘эламим (`тайные`), то есть специально не внесенные в «ревизские сказки» для уменьшения общего числа мужчин в общине. Вскоре власти разрешили семьям заменять своего рекрута единоверцем-«охотником» (добровольцем) из того же уезда, а с 1853 г. — евреями из других общин, не имевшими местных свидетельств или паспортов. В каждой общине появились так называемые ловцы («ловчики», «хаперс», «хапуны»), которые заодно с «чужими» хватали и детей «своих» неимущих для сдачи в кантонисты (так называемых «пойманников»). Они также совершали налеты на еврейские сельскохозяйственные колонии, жители которых освобождались от призыва, и часто похищали учеников казенных еврейских училищ, не подлежавших, как и учащиеся раввинских училищ (см. Раввинские семинарии), в период учебы сдаче в рекруты.
Военной службе евреев власти придавали особое значение как «воспитательной» мере, направленной на искоренение в их среде «фанатизма», то есть на обращение их в христианство. Именно поэтому еврейских детей направляли в особенно суровые по режиму школы кантонистов, причем в самые отдаленные от черты оседлости губернии, а отданных в села «для прокормления» поручали рьяным хозяевам, которым вменяли в обязанность обращать подопечных. «Воспитание» начиналось еще по пути в батальон кантонистов. Начальников партии ждала награда за каждого новообращенного, и часто моральное и физическое «воздействие» офицеров, «дядек»-унтеров и конвоиров сводило около половины партии в могилу. В школе кантонистов еврейским детям запрещалось переписываться с родными, говорить на родном языке и молиться, у них отбирали и сжигали тфиллин, цицит, молитвенники. Основным предметом, наряду с военной муштрой, обучением грамоте и счету, был «закон Божий». В 1843 г. правительство усилило меры по обращению кантонистов в христианство, и выкрест — профессор Петербургской духовной академии В. А. Левисон составил для этой цели специальный «Катехизис». Противившихся крещению лишали еды, сна, пороли, окунали в воду до обмороков и утраты слуха, выставляли раздетыми на мороз и т. п. Устоять могли немногие, главным образом дети старшего возраста. Уникальной была судьба Герцеля Янкелевича Цама (Цви Герца, около 1843–1915), не принявшего христианства и к концу 41-летнего пребывания в армии дослужившегося до чина капитана. Часты были случаи самоубийства кантонистов, порождавшие легенды. Так, легенда 1840-х гг. о том, как на военном параде в Казани загнанные в Волгу для крещения кантонисты в присутствии Николая I утопились, имела в основе факт самоубийства двух кантонистов при массовом крещении в реке, описанный в балладе немецкого поэта Л. Виля (1807–82). Принявшие христианство получали 25 рублей и ряд льгот, хотя первые пять лет были ограничены в получении должностей. Порой такие кантонисты привлекались к миссионерской деятельности среди упорствующих, как, например, А. Алексеев (В. Нахлас), выступавший позднее по ритуальному делу в Саратове против кровавого навета. При крещении детям меняли имена и давали фамилии по имени крестного отца (Максимов, Владимиров), иерея или его прихода (Дамианский, Косминский), а имевшим ярко выраженную еврейскую внешность — фамилии, образованные от еврейских корней (Руфкин, Гершкин). Русские фамилии (Киселев, Кузнецов, Воробьев, Орлов) давали как принявшим православие, так и безродным сиротам, хотя они и оставались евреями. Случалось, что кантонист, достигший 18 лет, при переводе в часть регулярной армии заявлял, что хочет вернуться в иудаизм. За это его подвергали всяческим наказаниям до тех пор, пока он не отказывался от своего заявления. Многие крещеные кантонисты продолжали оставаться втайне верными иудаизму, а некоторые возвращались к нему после окончания службы. Но если об этом узнавали власти, виновный ссылался в монастырь «для исправления» или привлекался к суду. В Выборге группа бывших кантонистов (крещеных) за возвращение в иудаизм была в 1863 г. арестована и подвергнута пыткам. О смягчении их участи ходатайствовал Альянс. Известен также целый ряд судебных процессов 1870–80-х гг. по обвинению «в отпадении от православия»: дела И. Кацмана (1870), М. Айзенберга (А. Антонова, 1880), Я. Терентьева (Л. Либера, 1881) и др. Среди евреев-солдат из кантонистов, как во время службы, так и после ее окончания, вел религиозно-воспитательную работу Хабад.
Так как законы о кантонистах не распространялись на губернии Царства Польского, а до 1852 г. и на Бессарабию, туда бежали многие еврейские семьи из Украины, Белоруссии, Литвы. Стремясь увеличить число кантонистов-евреев, власти разрешали солдатам-евреям жениться, чтобы их сыновья автоматически приписывались к военному ведомству.
С этой же целью с 1837 г. дети евреев-ссыльнопоселенцев, а с 1847 г. и каторжан, зачислялись в кантонисты. В 1838 г. было разрешено евреям-мастеровым, сдавшим детей в кантонисты, жить в столице, а в 1843 г. при выселении евреев из округов военных поселений в Киевской и Подольской губернии по решению Николая I оставили там лишь те семьи, из которых сыновья до 15 лет были взяты в кантонисты. Во время Крымской войны (1853–56) набор среди евреев проводился дважды в год, и брали по 30 рекрутов с одной тысячи лиц мужского пола. По данным отчетов военного министерства за 1843–54 гг., «малолетних рекрутов от евреев принято»: годчел. годчел.184314901849261218441428185024451845147618513674184613321852335118471527185339041848226518543611
Всего за 11 лет — 29 115 кантонистов. Можно предположить, что с 1827-го по 1856 г. их было свыше 50 тысяч.
Коронационным манифестом императора Александра II 26 августа 1856 г. институт кантонистов был упразднен. Солдаты из евреев и кантонисты до 20 лет возвращались семьям, а принявшие христианство — отдавались под опеку новых единоверцев. Отслужившие полный срок солдаты из кантонистов (как и все «николаевские солдаты») и их потомки получали право жить на всей территории Российской империи, то есть вне черты оседлости.
Трагическая судьба малолетних рекрутов оставила глубокий след в еврейском фольклоре. В народных песнях, легендах, пословицах, наряду со страданиями и стойкостью детей, отразилась ненависть к заправилам кагала. Жизни кантонистов посвящены многие воспоминания и произведения художественной литературы. На идиш: И. Б. Левинзон «Ди хефкер-велт» («Мир произвола», издание 1888; дополнительное издание — 1904). Менделе Мохер Сфарим «Дос винчфингерл» («Заветное кольцо», 1888; в переработке на иврите — «Бе-‘эмек ха-баха» — «В долине плача», 1897–98). На иврите: И. Л. Гордон «Ха-‘ацамот ха-евешот» («Сухие кости»); И. Штейнберг «Ба-ямим ха-хем» («В те дни», 1906); Я. Кахан «Ха-хатуфим» («Пойманники»). На русском языке: А. Герцен «Былое и думы», часть 2, глава 13 (первая публикация под названием «Тюрьма и ссылка», 1854); Н. Лесков «Владычный суд» (1877); В. Никитин (был кантонистом) «Многострадальные» (1871), «Воспоминания» (1906); Г. Богров «Записки еврея» (1871); П. Левинсон «Заколдованный» (1884); М. Бен-‘Амми «Бен-юхид» (1884); С. Григорьев «Берко-кантонист» (1927); Н. Лещинский «Старый кантонист» (1931).
Среди потомков кантонистов были И. Трумпельдор, Я. Свердлов, Я. Крейзер, И. Сельвинский, Л. Зильбер, В. Каверин и другие; на свое происхождение от кантонистов из евреев указывали академик А. А. Григорьев, гравер И. Н. Павлов, теоретик искусства Н. Ф. Чужак (Насимович), поэт Л. Н. Мартынов (мать — Збарская) и др.